Домой
10.04.2015
Широко раскинул крылья серебристый лайнер. На его оперении красный флаг страны Советов. Внизу, в непроглядной дали, плещутся волны океана, деловито бегут навстречу белоснежные кудряшки облаков. Ил-62 держит курс па восток, туда, где занимае тся новый день, где дорогая сердцу столица готовится к встрече своих сыновей.
Возбужденные тем. что уже сегодня они будут в Москве, обнимут родных и близких, встретят друзей и товарищей, ребята весело переговариваются, шутят и громко смеются. Они уже подружились с экипажем, перекинулись несколькими словами с пилотами, даже заглянули в пилотскую кабину, подивились необозримому количеству приборов, посетовали, что Земля с высоты до обидного медленно, почти незаметно плывет навстречу.
— А скорость почти девятьсот, — весело проговорил Гснишсв. — па земле даже шестьдесят больше впечатляет, а иногда на горных крутяках и сорок пять держать трудно, сиина мокнет, хоть рубаху отжимай.
Самолет совсем недавно легко оторвался от взлетной полосы международного аэродрома Кеннеди, и американская земля осталась за кормой.
Осталась позади ночная прогулка по Бродвею, вопреки настоятельным советам не шагаться по ночным улицам Нью-Йорка. Осталось позади величественное здание главной квартиры Организации Объединенных Наций, где в стройном ряду реет наш алый флаг, где верно служит миру, зовет к лучшему будущему мускулистая фигура русского парня, вдохновенно кующего крестьянский плуг из непобедимого меча нашей воинской доблести и славы.
Уплыло в воспоминаниях устремленное ввысь здание Empire State Building, с высоты ста трех этажей которого видны бесконечные каменные джунгли Нью-Йорка, с пышны не затихающие ни днем, ни ночью жалобные сирены полицейских оперативных автомобилей, жалующихся на свою беспомощность в бездне растущей преступности и насилия.
Остался позади огромный аэропорт Кеннеди. Стеклянный улей, наполненный деловитыми людьми, спешащими быстрее занять место в уходящих, улетающих во все концы необъятного света огромных серебристых птицах с разноцветными, бесконечно разными знаками различных авиакомпаний на горделиво высоких оперениях.
Всплыло в памяти и уплыло куда-то тревожное утро в Мехико, когда звенящая тишина раннего утра была разорвана в клочья резкими, сухими выстрелами..., сдавленным криком и ревом спешно удаляющегося автомобиля.
Широко раскинул крылья серебристый лайнер. На его оперении красный флаг страны Советов. Внизу, в непроглядной дали, плещутся волны океана, деловито бегут навстречу белоснежные кудряшки облаков. Ил-62 держит курс па восток, туда, где занимае тся новый день, где дорогая сердцу столица готовится к встрече своих сыновей.
Возбужденные тем. что уже сегодня они будут в Москве, обнимут родных и близких, встретят друзей и товарищей, ребята весело переговариваются, шутят и громко смеются. Они уже подружились с экипажем, перекинулись несколькими словами с пилотами, даже заглянули в пилотскую кабину, подивились необозримому количеству приборов, посетовали, что Земля с высоты до обидного медленно, почти незаметно плывет навстречу.
— А скорость почти девятьсот, — весело проговорил Гснишсв. — па земле даже шестьдесят больше впечатляет, а иногда на горных крутяках и сорок пять держать трудно, сиина мокнет, хоть рубаху отжимай.
Самолет совсем недавно легко оторвался от взлетной полосы международного аэродрома Кеннеди, и американская земля осталась за кормой.
Осталась позади ночная прогулка по Бродвею, вопреки настоятельным советам не шагаться по ночным улицам Нью-Йорка. Осталось позади величественное здание главной квартиры Организации Объединенных Наций, где в стройном ряду реет наш алый флаг, где верно служит миру, зовет к лучшему будущему мускулистая фигура русского парня, вдохновенно кующего крестьянский плуг из непобедимого меча нашей воинской доблести и славы.
Уплыло в воспоминаниях устремленное ввысь здание Empire State Building, с высоты ста трех этажей которого видны бесконечные каменные джунгли Нью-Йорка, с пышны не затихающие ни днем, ни ночью жалобные сирены полицейских оперативных автомобилей, жалующихся на свою беспомощность в бездне растущей преступности и насилия.
Остался позади огромный аэропорт Кеннеди. Стеклянный улей, наполненный деловитыми людьми, спешащими быстрее занять место в уходящих, улетающих во все концы необъятного света огромных серебристых птицах с разноцветными, бесконечно разными знаками различных авиакомпаний на горделиво высоких оперениях.
Всплыло в памяти и уплыло куда-то тревожное утро в Мехико, когда звенящая тишина раннего утра была разорвана в клочья резкими, сухими выстрелами..., сдавленным криком и ревом спешно удаляющегося автомобиля.