Работницы усердно строчили разноцветные рубашки
10.04.2015
Они прошли через длинный зал, сплошь заставленный стрекочущими швейными машинами. Работницы усердно строчили разноцветные рубашки. Спустились по лестнице во двор, углубились в сад, и девушка остановилась.
— Вот дом, — указала она на небольшой особняк, почти полностью скрытый бу й ной растите л ьностью.
Карлов прошел через заросли, повернул на дорожку, ведущую к дому. На пороге стояла все та же милая, стройная, незабываемая Эрика!
— Ах, Карлов. — вырвался выдох из ее груди. Она всплеснула руками. - Как жаль, что не могу тебя обнять. Сколько же времени прошло с тех пор?
Карлов стоял и не верил своим глазам. Это было чудо! Через двадцать шесть лет он снова увидел Эрику. Она была все такая же стройная и величественная. Волшебная, чудесная Эрика. В голове у него все поплыло, как в тот далекий день сорок шестого, когда он увидел се в первый раз.
— Папа Карло, очнись. — дернул его за руку Потапчик, — ты, і де витаешь? Давно уже пришли.
Карлов огляделся. Они стояли на небольшой площади перед гостиницей. Везде, плотно прижавшись друг к другу, дремали автомобили, уставшие, запыленные, только сегодня вернувшиеся с трассы. Спали мирным сном такие же измученные технички. Отдыхали элегантные и нарядные, чисто вымытые автомобили респектабельных хозяев, не позволяющих себе заниматься безрассудным спортом, бить автомобили на трудных трассах ралли.
Карлов обвел все вокруг отсутствующим взглядом. Ему стало жалко, что такие дорогие сердцу воспоминания, вдруг бесследно исчезли... Он так дорожил волнениями той встречи! Хо телось еще услышать приятный, воркующий голос Эрики, ее задорный смех, неторопливую речь. Ему так нужно было услышать снова ее слова:
— Не могу я жить в этой роскоши. Трудно дочери коммуниста, члену Социалистической Единой Партии Германии, активисту женского движения жить в этой мелкобуржуазной среде. Я не вынесу этого затворничества. У меня трое детей, милых и дорогих моему сердцу. Но я, наверное, уйду с ними. Покину этот особняк... Пусть я буду простой продавщицей в магазине. Я снова стану за прилавок, и буду чувствовать себя свободной, самостоятельной, живой.
Они прошли через длинный зал, сплошь заставленный стрекочущими швейными машинами. Работницы усердно строчили разноцветные рубашки. Спустились по лестнице во двор, углубились в сад, и девушка остановилась.
— Вот дом, — указала она на небольшой особняк, почти полностью скрытый бу й ной растите л ьностью.
Карлов прошел через заросли, повернул на дорожку, ведущую к дому. На пороге стояла все та же милая, стройная, незабываемая Эрика!
— Ах, Карлов. — вырвался выдох из ее груди. Она всплеснула руками. - Как жаль, что не могу тебя обнять. Сколько же времени прошло с тех пор?
Карлов стоял и не верил своим глазам. Это было чудо! Через двадцать шесть лет он снова увидел Эрику. Она была все такая же стройная и величественная. Волшебная, чудесная Эрика. В голове у него все поплыло, как в тот далекий день сорок шестого, когда он увидел се в первый раз.
— Папа Карло, очнись. — дернул его за руку Потапчик, — ты, і де витаешь? Давно уже пришли.
Карлов огляделся. Они стояли на небольшой площади перед гостиницей. Везде, плотно прижавшись друг к другу, дремали автомобили, уставшие, запыленные, только сегодня вернувшиеся с трассы. Спали мирным сном такие же измученные технички. Отдыхали элегантные и нарядные, чисто вымытые автомобили респектабельных хозяев, не позволяющих себе заниматься безрассудным спортом, бить автомобили на трудных трассах ралли.
Карлов обвел все вокруг отсутствующим взглядом. Ему стало жалко, что такие дорогие сердцу воспоминания, вдруг бесследно исчезли... Он так дорожил волнениями той встречи! Хо телось еще услышать приятный, воркующий голос Эрики, ее задорный смех, неторопливую речь. Ему так нужно было услышать снова ее слова:
— Не могу я жить в этой роскоши. Трудно дочери коммуниста, члену Социалистической Единой Партии Германии, активисту женского движения жить в этой мелкобуржуазной среде. Я не вынесу этого затворничества. У меня трое детей, милых и дорогих моему сердцу. Но я, наверное, уйду с ними. Покину этот особняк... Пусть я буду простой продавщицей в магазине. Я снова стану за прилавок, и буду чувствовать себя свободной, самостоятельной, живой.